Эликсир Купрума Эса (Художник Е. Медведев) - Страница 4


К оглавлению

4

— Барбарисова, у меня к тебе такой вопрос: ты своих родителей любишь?

— Люблю. А что? — тихо спросила Барбарисова.

— Вот двенадцатого ты выступишь на сборе и расскажешь, за что ты любишь своих родителей.

— Зо-о-о-я! — протянула Соня. — Зо-о-о-я, но я же никогда не выступа-а-а-а-ла!

— Не выступала, а теперь выступишь. Надо ведь когда-нибудь привыкать.

Соня немного подумала, потом замотала головой.

— Нет, Зоя, я просто не смогу… Я даже не знаю, как начать это выступление.

— А ты заранее все обдумай и выступи.

Соня снова подумала.

— Зоя, понимаешь, если я даже что-нибудь придумаю, я… как начну выступать, так сразу растеряюсь и все перезабуду.

— А ты на бумажке напиши. Возьми тетрадку и напиши. Вроде доклада получится.

В тот день Соня Барбарисова не вышла гулять ни на минуту. Сразу после школы она засела за уроки, а потом весь вечер промучилась, пытаясь сочинить выступление. Попросить помощи у родителей она не решалась: было как-то неловко спрашивать папу с мамой, за что она их любит. Бледная, похудевшая за одни сутки, она на следующий день сказала Зое, что у нее ничего не получается, и та ответила:

— Придешь вечерком ко мне, я тебе помогу.

Вечером Соня явилась, и дело у них пошло.

— Кем твой папа работает? — спросила Зоя.

— Бригадиром… на стройке…

— Что он строит?

— Дом… жилой…

— У него эти… как их? Показатели хорошие?

— Не… не знаю.

— Пойди к телефону и спроси.

Соня пошла к телефону. Ее папу заинтересовало, почему дочке требуются сведения о его производственных показателях, Соня отказывалась говорить.

— Ну, папа… — тянула она плачущим голосом. — Ну, мне нужно! Ну, я потом скажу…

Но отец настаивал, и Соня призналась наконец, что она пишет «доклад». После этого она вернулась к Зое и доложила:

— План прошлого полугодия папина бригада выполнила на сто одиннадцать процентов, а план в этом месяце они думают выполнить на сто пятнадцать.

Зоя тут же усадила Соню за стол, сама стала одной коленкой на стул и, держась за спинку, принялась диктовать:


— Пиши: «Я люблю своих родителей за то, что они очень хорошие и трудолюбивые люди. Мой папа… этот… производственный отличник…» Нет! «Отличный производственник. Он строит жилые дома. Его цех…» Что? Не цех? Бригада? «В прошлом полугодии выполнили план…» На сколько? «…на сто одиннадцать процентов, а в этом месяце они дали слово выполнить план на сто пятнадцать процентов. Папа очень любит свой благородный труд, болеет за него душой, поэтому его бригада выполняет такой хороший план». — Зоя помолчала, отдыхая. — Так! Ну, а теперь… кто твоя мама?

— Хозяйка… домашняя…

Зоя так же быстро управилась с Сониной мамой, рассказав, как она создает хорошие бытовые условия для своего мужа, для Сони, для двух ее старших братьев и для старенькой бабушки.

Известие, что их тихоня дочка собирается выступить на сборе отряда, приятно взволновало Сонину маму, папу и бабушку. Даже братья отнеслись к этому с некоторым интересом. Сонино выступление называли не иначе как докладом и читали его соседям…

С выступлением, критикующим Генку Добровольского, который не помогает маме, у Зои все получилось неожиданно легко и просто. Зоя вспомнила, что на одной площадке с Генкой живет Жора Банкин. Он был такой же тихий и незаметный, как Соня, и даже внешне походил на нее: такой же худенький и долговязый. С хулиганистым Генкой он не дружил, но Зое было известно, что их мамы общаются между собой. Знала Зоя и то, что она нравится Жоре: всякий раз, когда она на него смотрела, он расправлял узенькие плечи и делал равнодушное лицо. И вот однажды она подошла к Жоре и сказала голосом мягким, почти нежным:

— Жора, можно тебя на минуточку? Мне надо с тобой поговорить.

— Пожалуйста, — прошептал Жора, и они вышли на площадку школьной лестницы, где не было толкотни. Жорино лицо было бледное, а оттопыренные уши его горели.

— Ты знаешь, что Генка Добровольский ничего не делает по дому, нисколечко не помогает матери?

Жора смотрел на Зою очень пристально, даже слегка испуганно. Впервые за все время в школе первая красавица класса обращалась именно к нему. Он проглотил слюну и ответил торопливо:

— Знаю. Его мама говорила… моей маме…

Зоя склонила голову набок и посмотрела на Жору серьезными темными глазами.

— Жора, у меня к тебе просьба. Двенадцатого мы проводим сбор… Выступи, пожалуйста, и покритикуй Гену за то, что он не помогает матери.

Жора закачался, переступая с ноги на ногу.

— Но я… Понимаешь, я… Все-таки как-то… в семейные дела… все-таки неудобно как-то…

Зоя сделала каменное лицо, и голос ее зазвучал сухо.

— Какие же это семейные дела, если у нас в классе растет тунеядец? По-моему, это общественные дела. — Она передернула плечами и сделала вид, что собирается уйти. — А вообще я тебя понимаю: ты просто боишься, что Генка тебе по шее надает.

Тут у Жоры покраснели не только уши, но и все лицо.

— А я… я разве отказываюсь? Я просто так сказал, что немножко неудобно как-то… А вообще… пожалуйста, я… я не отказываюсь.

Одиннадцать человек со сбора сбежали, но двадцать пять все-таки присутствовали. Соня Барбарисова хоть и читала по бумажке, но то и дело запиналась. Нюся Касаткина довольно бойко рассказала, как она чистит картошку, моет посуду, ходит за хлебом и за молоком. Затем Жора в очень деликатной форме покритиковал тунеядца Генку.

4