Эликсир Купрума Эса (Художник Е. Медведев) - Страница 62

Троеградов был рослый, представительный мужчина с черными, зачесанными назад волосами, с черными усиками, в хорошо сшитом черном пальто. Кукушкин выглядел намного старше. У него под синим плащом выпирало брюшко, он был курнос, и седые волосы его походили на пух, сквозь который просвечивала розовая лысина. Увидев их, директор и руководитель «Разведчика» заулыбались изо всех сил.

— Здравствуйте, Виктор Евгеньевич, уважаемый! — заговорили они быстро и одновременно. — Здравствуйте, Пантелей Карпович, дорогой! Здравствуйте, уважаемый Пантелей Карпович! Здравствуйте, дорогой Виктор Евгеньевич! Мы чрезвычайно вам благодарны за приезд! Да-да! Очень признательны!..

Затем долго и крепко пожимали руки, а потом наступила некоторая пауза, после которой Яков Дмитриевич сказал:

— Только… вот какое дело, товарищи уважаемые… гм! Не удивляйтесь, что возрастной состав сегодняшней аудитории будет несколько иным, чем вы предполагали.

— Это в каком смысле иным? — спросил Кукушкин.

— Видите ли, Пантелей Карпович… сегодня здесь собрались юные, так сказать, исследователи, изобретатели, но не из старших классов, а… а более младшего возраста.

— Позвольте! — пробасил Троеградов. — А что вы подразумеваете под более младшим возрастом?

— Н-ну… шестые классы… кое-кто из пятых…

На некоторое время воцарилось молчание. Потом Кукушкин развел руками.

— Товарищи! Ну… ну, а почему же вы не предупредили?

Директор посмотрел на Тигровского.

— Альфред Павлович, может, вы объясните…

Альфред Павлович покашлял и заговорил о том, что маститых ученых будут слушать дети исключительно одаренные, способные разобраться в очень сложных вопросах современной науки.

— И поверьте, товарищи, — добавил Яков Дмитриевич, — они будут очень огорчены, если вы откажетесь. Чрезвычайно огорчены!

— Короче говоря, вы хотите сказать, чтобы я выступал перед вот такими клопами! — сказал на весь вестибюль Троеградов и указал на Зою, стоявшую возле гардероба. — По-моему, это издевательство! Идемте, Пантелей Карпович! — И он направился к двери.

— Ну, Виктор Евгеньевич, зачем уж так резко! — пробормотал Кукушкин и обратился к директору с Тигровским: — И вместе с тем я тоже… я не смогу выступать перед детьми такого возраста. Я просто не найду с ними общего языка. Так что извините, но… Всего хорошего!

И он вышел вслед за Троеградовым, а за ним бесшумными шагами проследовала Зоя. Альфред Павлович и Яков Дмитриевич продолжали стоять неподвижно. Директор был так огорчен, что даже, увидев Зою, не вспомнил о «Слип камли».

Оба ученых были соседями по дому, и Троеградов привез Пантелея Карповича на своей «Волге». Выйдя с Кукушкиным на тротуар перед дворцом, он достал из кармана ключи от машины, и в этот момент перед ним возникла Зоя.

— Это я клоп, да? — спросила она с расстановкой. — Это, значит, я клоп?

Троеградов сдвинул брови.

— В чем дело? Что тебе надо?

Зоя уперлась кулаками в бока и повысила голос:

— А вот мне то надо, чтобы вы сейчас пошли и выступили перед ребятами. Идите и выступайте! — Она повернулась к Кукушкину: — И вы идите выступайте! Всё! — И, заложив руки за спину, даже не оглянувшись на ученых, она зашагала прочь.

Троеградов и Кукушкин помолчали, посмотрели ей вслед.

— Пантелей Карпович! А ведь в самом деле, — вдруг проговорил Троеградов. — Ну чего ради мы с вами в бутылку полезли? Почему бы нам с вами действительно не выступить?

— Н-нда… можно… можно и выступить, — как-то очень уж вяло ответил Кукушкин.

— Нет, вы что, не согласны со мной?

— Ну почему же… Согласен… Вполне согласен…

— Ну так пойдемте, дорогой! — Троеградов бодро зашагал назад к подъезду, а Кукушкин, растерянно озираясь, поплелся за ним.

Директор дворца и руководитель научного общества все еще стояли в вестибюле на прежнем месте. Троеградов хлопнул Якова Дмитриевича по плечу:

— Извините, старина! Мы погорячились, а в общем-то, вы правы, конечно.

Тигровский просиял:

— Вот и прекрасно! Большое вам спасибо, товарищи! Яков Дмитриевич, давайте проводим наших гостей к вам в кабинет, пусть они отдохнут с дороги, а сами пойдем подготовим аудиторию.

— Конечно, конечно! Виктор Евгеньевич, Пантелей Карпович, прошу! — Директор провел ученых в свой кабинет, который находился на первом этаже. — Располагайтесь, товарищи, отдыхайте, мы буквально через несколько минут…

Яков Дмитриевич вышел. Троеградов сел в кресло и закурил, а Кукушкин стал ходить из угла в угол, сцепив пальцы на выпирающем брюшке. Помолчав с минуту, он спросил:

— Виктор Евгеньевич, а вы не замечаете ничего странного в нашем с вами поведении?

Троеградов слегка выпрямился в кресле.

— Не понимаю, что вы находите странного?

— Ну вот… мы были настроены против выступления перед маленькими детишками, а тут подошла к нам эта молодая особа, сказала несколько слов, и мы так круто изменили свое решение.

— Так что ж, по-вашему: вы изменили свое решение под влиянием той девчонки?

— Я лично — да. А вы разве нет?

— Конечно, нет. Ни в какой мере.

— А тогда, простите, что вас заставило согласиться выступать?

— Да то, что я… что я просто понял, что мы ведем себя слишком уж надменно, чванливо, и еще я подумал, что мы живем в век акселерации, в век, когда дети так рано развиваются… и мы, ученые, просто не имеем права отказываться от серьезного разговора с ними.